Сколь, веревочка, ни вейся - все равно совьешься в кнут.
поможете подредактить?
Иней хрустел под подошвами старых сапог.
Это - последняя зима. Или осень? Лето? Весна? Не знаю, для меня они все слились в сплошную вереницу серых дней, и каждый из них стал для меня последним. Я свято верил в эту маленькую ложь, так как мне больше не во что было верить.
Дочери лорда Раши-ар, Мышиного Короля, никак не желали покидать мое сознание. Я не раз видел два красивейших молоденьких личика, похожих, как две капли воды, с любопытством выглядывающих из-за занавеси паланкина. Чуть смуглые, черноволосые, с большими миндалевидными зелеными глазами... они мне казались воплощением неземной красоты. Я никогда не мечтал о них, как о женщинах - мое сердце отдано той, что никогда больше не увидит света - но не мог не восхищаться красотой принцесс.
А потом сказка разрушилась. Наверное, я не должен был это видеть - я оказался не столь пьян, как считал евнух-нянька, сопровождавший девушек. Паланкин осторожно опустили на землю в подворотне, у дома старухи-ведуньи, известной и Верхнему, и Нижнему городу, занавеси были отдернуты, и евнух помог встать сначала одной из сестер, а потом и другой. Но не стройные девичьи тела скрывали роскошные платья, а короткие и скрюченные тельца карлиц. Я надеялся, что это выпитое вино затуманило мое сознание, но с каждым их неуклюжим шагом эта надежда становилась все призрачней и призрачней. Ашак и Рисса, сказочные принцессы, имена которых произносят со священным трепетом, более подобающим богиням Звездной Дуги, были не более, чем иллюзией, наваждением, навеянным колдовскими зелеными глазами и безжалостно убитым неловкими шажками коротких ножек.
Я многое повидал, многое пережил. Я потерял все, что у меня было - чтобы обрести взамен елейную благодарность Мышиного короля и увесистый кошелек, все содержимое которого давно тоненькими ручейками растеклось по городским кабакам. Я жил лишь одной верой в прекрасное, это стало более чем верой - маниакальным культом, кроме которого в моей жизни отводилось место лишь вину и сожалениям о прошлом.
А теперь веры в прекрасное не стало. Оно скорчилось и изогнулось, стало фальшивым, наигранным и ненастоящим. И кому в Богами забытом черном городе было дело до одержимого призраками нарастающего безумия старого солдата?
Каждый день стал для меня последним. Больше мне стало не во что верить.
Иней хрустел под подошвами старых сапог.
Это - последняя зима. Или осень? Лето? Весна? Не знаю, для меня они все слились в сплошную вереницу серых дней, и каждый из них стал для меня последним. Я свято верил в эту маленькую ложь, так как мне больше не во что было верить.
Дочери лорда Раши-ар, Мышиного Короля, никак не желали покидать мое сознание. Я не раз видел два красивейших молоденьких личика, похожих, как две капли воды, с любопытством выглядывающих из-за занавеси паланкина. Чуть смуглые, черноволосые, с большими миндалевидными зелеными глазами... они мне казались воплощением неземной красоты. Я никогда не мечтал о них, как о женщинах - мое сердце отдано той, что никогда больше не увидит света - но не мог не восхищаться красотой принцесс.
А потом сказка разрушилась. Наверное, я не должен был это видеть - я оказался не столь пьян, как считал евнух-нянька, сопровождавший девушек. Паланкин осторожно опустили на землю в подворотне, у дома старухи-ведуньи, известной и Верхнему, и Нижнему городу, занавеси были отдернуты, и евнух помог встать сначала одной из сестер, а потом и другой. Но не стройные девичьи тела скрывали роскошные платья, а короткие и скрюченные тельца карлиц. Я надеялся, что это выпитое вино затуманило мое сознание, но с каждым их неуклюжим шагом эта надежда становилась все призрачней и призрачней. Ашак и Рисса, сказочные принцессы, имена которых произносят со священным трепетом, более подобающим богиням Звездной Дуги, были не более, чем иллюзией, наваждением, навеянным колдовскими зелеными глазами и безжалостно убитым неловкими шажками коротких ножек.
Я многое повидал, многое пережил. Я потерял все, что у меня было - чтобы обрести взамен елейную благодарность Мышиного короля и увесистый кошелек, все содержимое которого давно тоненькими ручейками растеклось по городским кабакам. Я жил лишь одной верой в прекрасное, это стало более чем верой - маниакальным культом, кроме которого в моей жизни отводилось место лишь вину и сожалениям о прошлом.
А теперь веры в прекрасное не стало. Оно скорчилось и изогнулось, стало фальшивым, наигранным и ненастоящим. И кому в Богами забытом черном городе было дело до одержимого призраками нарастающего безумия старого солдата?
Каждый день стал для меня последним. Больше мне стало не во что верить.
Снег уже не хрустел под подошвами старых сапог. Он начал хлюпать и липнуть, пытаясь задержать ногу, оставить с собой. Мокрые хлопья быстро таяли на лице...
Кончалась моя последняя зима. Или осень? Может быть, лето? Весна? Не знаю, все времена года слились в одну сплошную вереницу серых дней, каждый из которых становился последним.
Когда-то я свято верил.
Дочери лорда Раши-ар, Мышиного Короля, не желали покидать мою память.Заставить себя не думать о них было выше моих сил. Не раз видел я два красивейших личика похожих как две капли воды девушек,, с любопытством выглядывающих из-за занавеси паланкина. Чуть смуглые, черноволосые, с большими миндалевидными зелеными глазами... они мне казались воплощением неземной красоты. Я никогда не мечтал о них, как о женщинах - мое сердце отдано той, что больше никогда не увидит света - но не восхищаться красотой принцесс не мог никто.
А в один день, никто не назвал бы его прекрасным, все рухнуло. Лучше бы я был пьян. Мертвецки. Но.. Это коварное вино. Соображал я и видел довольно ясно, а подняться не мог, так и лежал у дверей трактира, где подкрался ко мне старый друг – хмель и крепко обнял. Старый евнух – «нянька» девушек лишь мельком взглянул на меня.
Рабы осторожно опустили паланкин на землю в подворотне напротив трактира. У дверей старухи-ведуньи, известной и Верхнему, и Нижнему городу.
Занавеси были отдернуты, и евнух помог сестрам встать. Не стройные девичьи тела, скрытые до поры под роскошными платьями, предстали моему блуждающему и ужасающе трезвому взору, а короткие и скрюченные тельца карлиц. Я надеялся, что это выпитое вино затуманило мое сознание, но с каждым их неуклюжим шагом эта надежда становилась все призрачней и призрачней. Ашак и Рисса, сказочные принцессы, имена которых произносят со священным трепетом, более подобающим богиням Звездной Дуги, были не более, чем иллюзией, наваждением, навеянным колдовскими зелеными глазами, а теперь умирающим, безжалостно убитым неловкими шажками коротких ножек.
Вся жизнь, посвященная служению красоте... Я многое повидал, многое пережил, что-то нашел, пото потерял все, что у меня было - чтобы обрести взамен елейную благодарность Мышиного короля и увесистый кошелек, все содержимое которого давно тоненькими ручейками растеклось по городским кабакам. Я жил лишь одной верой в прекрасное, это стало чем-то большим - культом, кроме которого в моей жизни отводилось место лишь вину и сожалениям о прошлом.
Теперь же прекрасное скорчилось и изогнулось, стало фальшивым, наигранным и ненастоящим.
И никому в Богами забытом черном городе не было дела до одержимого призраками нарастающего безумия старого солдата, валяющегося в луже слез и вина у порога покосившегося трактира, напротив дома старой сумасшедшей ведуньи.
Тот день стал для меня последним. В каждом новом дне эхо того лишь усиливается, приглушая звуки окружающего мира. И когда приглушится звук ударов моего сердца, я умру. Без сожалений, с наслаждением войду в другой мир. В этом мне больше не во что верить.
Последняя зима - не обязательно "его"... она просто.. последняя. Чем-то субъективным она ему не кажется. Он перестал воспринимать мир, как нечто субъективное.
И последний абзац, тоже.. не совсем "его" последнее... Просто последнее.
Все прочее - нра, нра, нра! Великий, мурь ))
Прийду со школы и отвечу редактом на редакт
Иней хрустел под подошвами старых сапог.
Это - последняя зима. Или осень? Может быть, лето? Весна? Не знаю, для меня все они слились в одну сплошную вереницу серых дней, и каждый из них стал для меня последним. Я свято верил в эту маленькую ложь; мне больше не во что было верить.
Дочери лорда Раши-ар, Мышиного Короля, не желали покидать мои мысли. Не раз я видел два красивейших молоденьких личика, похожих, как две капли воды. Они с осторожным любопытством выглядывали из-за занавеси паланкина, словно дикие зверьки в незнакомой для них обстановке, и о чем-то между собой переговаривались тихими, мелодичными голосами. Рядом всегда важно шествовал евнух, приставленный к девушкам нянькой, и покрикивал на носильщиков. Чуть смуглые, черноволосые сестры с тонкими, точеными чертами лиц (лица?) и миндалевидными, пронзительно-зелеными глазами, они мне казались воплощением неземной красоты. Я никогда не мечтал о них, как о женщинах - мое сердце отдано той, что больше никогда не увидит света - но не мог не восхищаться красотой принцесс, завораживающей сердце всякого смертного.
А в один день - я бы никогда не назвал его прекрасным - сказка разрушилась. Я выпил гораздо больше обычного, и, так и не дойдя до дома, споткнулся и упал в какой-то подворотне. Сил встать уже не было, хмель забрал их все, без остатка. Я мог лишь беспомощно наблюдать за окружающим, будучи не в состоянии пошевелиться. Обреченский эль всегда славился своими свойствами.
То, что было потом - наверное, я не должен был этого видеть. Евнух, скользнув по мне равнодушным взглядом, решил, что я слишком пьян и недостоин его внимания, а посему приказал носильщикам опустить паланкин. Прямо возле дома известной всему Черному и Белому Обречью ведуньи.
(Вот этот абзац мне кошмарно не нравится... А еще - там не было и намека на трактир, по факту. Ведунья не любила людные места ) Как бы абзац переделать поприличней?)
Занавеси были отдернуты, и евнух помог сестрам встать. Но не стройные девичьи тела, прикрытые роскошными платьями, предстали моему ужасающе трезвому взору, а короткие и скрюченные тельца карлиц. Я надеялся, что это выпитое вино затуманило мое сознание, но с каждым их неуклюжим шагом эта надежда становилась все призрачней и призрачней. Ашак и Рисса, сказочные принцессы, имена которых произносят со священным трепетом, более подобающим богиням Звездной Дуги, были не более, чем иллюзией, наваждением, навеянным колдовскими зелеными глазами, а теперь умирающим, безжалостно убитым неловкими шажками коротких ножек.
(про платья пришлось исправить, бо.. Великий, ты думал, что писал? В итоге создавалось впечатление, что карлицы ВООБЩЕ без одежды. Ужас)
Я многое повидал, многое пережил. Я потерял все, что у меня было - чтобы обрести взамен елейную благодарность Мышиного короля и увесистый кошелек, все содержимое которого давно тоненькими ручейками растеклось по городским кабакам. Я жил лишь одной верой в прекрасное, даже более, чем верой - маниакальным культом, кроме которого в моей жизни отводилось место лишь вину и сожалениям о прошлом.
Теперь же прекрасное скорчилось и изогнулось, стало фальшивым, наигранным и ненастоящим.
Сестры-принцессы давно отправились обратно во дворец. А я валялся в пропахшей помоями, мочой и мертвечиной подворотне, и плакал. Я вспоминал свою жизнь, которая тоже стала отдавать мертвечиной. И кому во всеми Богами забытом Черном Обречье было дело до одержимого призраками нарастающего безумия старого солдата?
Каждый день стал для меня последним. Больше мне стало не во что верить.