Сколь, веревочка, ни вейся - все равно совьешься в кнут.
У каждого кошкобраза свой способ выразить спящим хозяевам свое желание поесть.
Кто-то пребольно цапнет за ногу. Кто-то будет долго и назойливо мяукать. Кто-то начнет раз за разом демонстративно (и шумно!) точить когти о мебель. Кто-то будет носиться по дому, сшибая все на своем пути. А кто-то просто пойдет и сам съест то, что хозяева забыли спрятать на ночь.
Разумеется, ни один из этих способов моей Лю не подходит. Моя тупая, безмозглая скотина с ее великолепно поставленным, прегромким базарным мявом (которым она не гнушается пользоваться направо и налево), тихо и деликатно укладывается у хозяйки в ногах. А потом старается лежать там как можно более неудобно, чтобы ни повернуться, ни ногой пошевелить. Когда, спустя какое-то время, хозяйка начинает потихоньку просыпаться, Лютик перебирается выше, садится так, чтобы ее можно было легко увидеть, услышать и обтискать, и громко мурлычет. Еще полчаса можно просто ее гладить и чухать, а она будет с готовностью подставлять все гладительно-чухательные места. И, под конец, когда хозяйка прочувствует весь объем своего сволочного поведения (Кошечка! Голодная!), она встанет (после довольно приятной, вообще-то, побудки) и с удовольствием (и легким чувством вины) насыплет скотинке корма.
Кто-то пребольно цапнет за ногу. Кто-то будет долго и назойливо мяукать. Кто-то начнет раз за разом демонстративно (и шумно!) точить когти о мебель. Кто-то будет носиться по дому, сшибая все на своем пути. А кто-то просто пойдет и сам съест то, что хозяева забыли спрятать на ночь.
Разумеется, ни один из этих способов моей Лю не подходит. Моя тупая, безмозглая скотина с ее великолепно поставленным, прегромким базарным мявом (которым она не гнушается пользоваться направо и налево), тихо и деликатно укладывается у хозяйки в ногах. А потом старается лежать там как можно более неудобно, чтобы ни повернуться, ни ногой пошевелить. Когда, спустя какое-то время, хозяйка начинает потихоньку просыпаться, Лютик перебирается выше, садится так, чтобы ее можно было легко увидеть, услышать и обтискать, и громко мурлычет. Еще полчаса можно просто ее гладить и чухать, а она будет с готовностью подставлять все гладительно-чухательные места. И, под конец, когда хозяйка прочувствует весь объем своего сволочного поведения (Кошечка! Голодная!), она встанет (после довольно приятной, вообще-то, побудки) и с удовольствием (и легким чувством вины) насыплет скотинке корма.